Её жизнь, как и сама она, и после земного пребывания не перестала восхищать тех, кто знал её хотя бы мимолётно. Ида Кушнер, яркий отблеск тусклого времени, — ты останешься для меня идеалом женщины навсегда, до конца моих дней. С детства помню твои рассказы о бегстве из Пскова, осаждаемого немцами, об ужасах путешествия в эвакуацию, о Могилёве и родне, убитой во имя человеконенавистнической идеи, о тёте твоей из небольшого штетла — удивительной мастерице-шляпнице. Не помню только, как ты её называла, — Рахелью или Эстер. Пусть в романе будет она Раей.
Ты прошла в этой книге всего лишь до двадцати двух своих лет, и многое тебе ещё предстоит рассказать, если хватит на то моих сил и возможностей. Об этом не буду загадывать. Наша земная жизнь — всего лишь мгновение жизни души, и если эта душа чиста в помыслах и бескорыстна, то кто знает, скольким людям, рождённым после, даст она надежду и укажет верный путь. Надеюсь, что бог хранит память благородных.